Ночь прошла почти спокойно. Только внизу шевелились и расползались раненые ящеры, а с батареи время от времени стреляли брандскугелем. Чтобы пострашнее выглядело, наверное, поскольку жечь внизу было нечего.
Позиции семьдесят второго полка были укреплены значительно лучше всех предыдущих, находились в более узком и крутом месте. Усилилась и артиллерия. За ночь к полковым пушкам подтянулась еще и дивизионная батарея. Все шестнадцать орудий открыли огонь, как только первые ряды ящеров показались из-за поворота ущелья
Ружейный треск не прерывался. Пока одни солдаты стреляли, другие успевали зарядить штуцеры. И все же пару раз ящеры подходили настолько близко, что дело вновь доходило до ручных бомб. Лишь к полудню натиск ослабел, ящеры впервые проявили признаки усталости еще в светлое время суток.
По приказу де Шамбертена семьдесят первый полк, потерявший накануне более половины своего состава, был выведен в тыл. Егерские эскадроны днем тоже отдыхали, но были предупреждены, что предстоит ночная вылазка. Из самых опытных солдат были отобраны две группы, которые,
• оставив лошадей, в сумерках поднялись на склоны гор справа и слева от пехотной позиции.
В середине ночи из ущелья донеслись глухие взрывы,
послышались крики, стрельба, потом все стихло. Лазутчики
вернулись почти под утро – голодные, измученные и не все. Погибли трое, больше десяти человек получили ранения. Но
задачу свою выполнили – приволокли двух связанных ящеров.
В лагере мало кто спал. Множество саперов, артиллеристов, пехотинцев и егерей сбежалось посмотреть на первых пленных. Те невозмутимо проследовали между рядами любопытствующих, глядя большими бесстрастными глазами поверх голов. Грубая кожаная одежда на них была изодрана, губы разбиты, оба легко ранены – один в плечо и кисть, другой в голову. Иржи слышал, как проходивший вслед за
ящерами вахмистр Махач обронил:
– Настырные. Отбивались отчаянно. Даже кусались. Пленников увели в штабную палатку, а в лагере проиграли зорю. Солдаты разбежались по своим утренним делам. У полевых кухонь быстро выросли очереди, все торопились поесть, пока не начался очередной приступ. Однако приступа не случилось. Весь день неприятель вел себя смирно.
– Отдыхают, что ли? – спросил Иржи. Паттени покрутил головой
– Что-то новое затевают, хвостатые. Им нужно спешить, лето ведь не бесконечное. А проблем с отдыхом у них нет, каждый день воюют свежие тысячи, этого у них хватает.
Очевидно, так думал не только он. К вечеру егерям приказали оседлать горные склоны, нависающие над флангами позиции. И не зря. В темноте небольшие группы ящеров пытались пробраться поверху, через скалы. Завязались короткие, но ожесточенные схватки. Опять очень помогли гранаты, а в ответ ящеры впервые применили отравленные стрелы.
Иржи впервые видел, как падает лично им убитый ящер. И впервые погиб его товарищ по отделению. Добрый, симпатичный парень из Юмма. Стрела попала ему всего-то в ногу, даже и не попала, а так, царапину оставила повыше голенища, но оказалась отравленной. Пока прибежал фельдшер, бедняга закатил глаза, посинел, страшно выгнулся и перестал дышать. Противоядие уже не помогло. Тубокурарин, вспомнил Иржи. Промеха говорила, что этот яд вызывает паралич дыхательной мускулатуры. Паралич этот наступал в течение всего нескольких минут. В ту ночь их эскадрон потерял больше десяти человек. Только двоих раненых успели спасти. Ядовитые стрелы действовали почти безотказно.
– Что за сволочное оружие! – ругался джангарец Чимболда.
Парень он был смелый, холодным оружием, как и все джангарцы, владел превосходно, двух ящеров завалил врукопашной. И как все смелые люди, презирал хитрые уловки.
– Наши штуцеры ящерам нравятся не больше, – отозвался Паттени.
– Неужели ты их оправдываешь, сержант?
– Нет. Пытаюсь понять.
– Зачем? Бить их надо, и все тут. Не мы к ним полезли.
– Это верно, Бурхан, бить придется, сейчас выбора нет. Но и понимать полезно.
– И что же ты понял? – спросил Чимболда.
– Любое оружие является сволочным, а воюет каждый как может. Беда не в оружии, беда в самой войне
Джангарец сплюнул.
– Разве можно отговорить рептилий от войны?
– Трудно, но можно.
– Сомневаюсь, – покачал головой Чимболда. – Они ведь решили всех нас уничтожить. Своими погаными стрелами.
– Значит, надо доказать, что это невозможно. С побежденными не договариваются.
– Это я и так знаю.
– Но вот потом предложить им мир.
– А если опять нападут?
– Опять воевать придется. И снова предлагать мир.
– Ну-ну. И до каких же пор?
– Да пока не согласятся.
– Э, скучать тогда не придется ни нам, ни нашим детям, – разочарованно сказал Чимболда.
– Другого пути нет.
– Может, и нет, но все равно стрелы у них сволочные, сержант.
Зал внизу постепенно наполнялся людьми. Большинство мужчин были в военной форме, а перед помостом в южной части зала выстроились солдаты. Все они были в фиолетовых мундирах, черных кирасах и шлемах.
Прозвучали фанфары. Шум голосов стих.
– Его высочество Бернар Второй, курфюрст всего Поммерна, верховный сюзерен султаната Джанга, великого герцогства Сентуберланд, графства Бервик и Белого княжества Четырхов!
По ступеням прошагал статный, хотя и несколько полноватый мужчина. Подвернув короткую мантию, уселся на троне. Шеген со своего места его лица видеть не мог, лишь корону да седую бородку. Одет был Бернар Второй в темный мундир с широким, вероятно, кружевным воротником. На груди поблескивал орден. Из-под обшлагов выглядывали белые манжеты.